Точка опоры Шкляевых
Друг за другом сиротливо пустеют дома. Оставленные в бегстве постройки рушатся под напором дождя и ветра. Смотреть, как молча умирают родные деревушки — всегда невыносимо тоскливо. Будто опора рушится под ногами. Именно в такие тяжелые времена Модест Иванович и Эмма Игнатьевна Шкляевы стали опорой друг для друга, нашли в себе силы обосноваться в совершенно новом месте, в Пихтовке, и начать заново свою жизнь. Они уже 55 лет поддерживают и оберегают друг друга.
— Деревни Богатырь и Палэзьвай (Падезвай) никогда не были большими и подающими надежд, — с бесконечной тоской в голосе начинает свой рассказ Эмма Игнатьевна. – Но мы с Модей жили там, каждый в своем починке. До райцентра, до Кеза, 17 километров. Доберешься еле как до села, разберешься со своими делами и обратно вымерять пешком свои 17 километров. Редко удавалось поймать попутку. Кто захочет жить в глуши, вдали от цивилизации, посреди глухого леса? Электричества нет. Школа за 7 километров. Ни дорог, ни медпункта. В магазин за 4 километра – все тащить на себе опять-таки пешком. Молодежь стала разбегаться кто куда. Сестра позвала с собой в Сарапул, сказала: Палэзьвай наш и без нас вымрет, пойдем, нам еще жить. Тогда в деревне еще насчитывалось 14 дворов. Что тут терять? Уехала. За это от отчего дома отобрали 20 соток земель, оставили только 30. Думали, что таким образом смогут меня вернуть. Но родители наказали не возвращаться, обустраивать свою жизнь вдали. Никогда не думала, что еще вернусь в до боли родные края. Отучилась, устроилась в Глазове. Приехала в отпуск к родителям, а ко мне свататься пришел Модя. Так мы обосновались в его деревне Богатырь, еще меньшей, чем наш починок. Мне было всего 18 лет.
Модест Иванович уже несколько лет восхищался Эммой Игнатьевной. Еще до армии хотел к ней подойти. Всегда дружили. Но о своих симпатиях умалчивал. Да и что он мог ей предложить? Семья большая, хвастаться особо не чем: как и многие, еле концы с концами сводили. Четверо ребят остались рано без отца. Иван Шкляев в Великой Отечественной войне остался без ступней. Волоча за собой ноги, преподавал в школе. Боевые раны не дали ему жить. Модест Иванович остался совсем ребенком.
— Отец всегда говорил: лишь бы не было войны, — вспоминает Модест Иванович. — Ни он, ни я и подумать не могли, что я сам попаду под обстрел. В августе 1956 года меня забрали в армию. А 23 октября в Венгрии началось вооруженное восстание против существовавшего в стране просоветского режима. Конечно, когда нас, молодых солдат, загрузили в поезда, мы о восстании ничего не знали. И не догадывались о том, куда нас везут. Молодость – дурость – бесстрашие. Лишь под обстрелом понимаешь, куда попал. Будапешт бушевал, гремел, вырывался. Кровь, ужас, смерть. Эвакуировали все семьи советских военнослужащих. Мы на аэродроме стояли, охраняли. Я был артиллеристом-зенитчиком. Вооруженные отряды требовали вывода советских войск из Венгрии, установления равноправных отношений с Советским Союзом. Восстание было полностью подавлено нашими к середине ноября, но местами бои еще продолжались до декабря. Много людей погибло. Советская армия потеряла более 700 солдат. Пропал без вести более 50 человек. Были ранены 1 тысяч 540 солдат. Среди венгров погибли 2 тысячи 500 человек. Много жертв было среди местного населения. Война была страшная. До сих пор снится. Поседел в свои 19 лет.
После трехлетней службы Модест Иванович твердо решил: приеду и женюсь на Эмме. Так они и обосновались в Богатыре. Устроились в колхозе: он — комбайнером-трактористом, Эмма Игнатьевна — дояркой. Но в начале 1970 годов жизнь в деревне стала совсем невыносимой. Работать стало некому. Зарплату сильно урезали. Стали продавать скот. Вскоре и ферму закрыли. Под осень 1974 года Шкляевы окончательно решили перебираться в Пихтовку. В родной деревне оставалось еще 4 двора. Но и они в начале 1980 годов опустели.
— Мне было 32 года, Моде 36, когда приехали в Пихтовку, — рассказывает Эмма Игнатьевна. — Смотрю, трактор обрабатывает поля, у самой слезы наворачиваются: пашет ли кто наши луга? Так хочется вернуться хоть на день в родные края, увидеть палэзьвайские луга! Но это невозможно. Паводком унесло мост. А деревни наши за рекой. И дорог нет — все давным-давно заросло. Даже если как-то перебраться на тот берег, 2 километра пешком теперь ни я, ни Модя уже не осилим. Каждый раз, когда вижу пихтовские комбайны, думаю: наши, наверное,тоже уже вышли на поля. Деревень больше нет, а колхоз остался. Вернее, земли нашего колхоза обрабатываются до сих пор. Колхоз «Путь Ленина» просуществовал до 1993 года. Зарплата в колхозе была всего 24 рубля, а в Пихтовке 300 рублей назначили. Буханка черного хлеба стоила 14 копеек, белого — 28. Мы столько хлеба никогда не видали – на всем экономили. А тут даже скотине стали покупать.
Когда мы приехали, пруды только-только начинали строить. Модю на бульдозер посадили. Евгений Макаров, директор хозяйства, все время нахваливал его: Модест Иваныч — ювелир своего дела. Многие уезжали, не успев толком поработать. «Иваныч только через мой труп уедет», — говорил Макаров. Модя с бульдозера и не слазил: под пруды земли копал, разравнивал, дамбы сооружал. Даже строительство села было на нем: контора, дома, школа — под все объекты площадку расчищал, все планировал. Глаз — алмаз, говорили про него. Все земляные работы были на нем.
Эмма Игнатьевна работала тут же, в совхозе, помогала очищать пруды от пней и бревен. Это сейчас вокруг Пихтовки и ближайших деревень разливается водная гладь, а раньше на месте прудов был сплошной темный лес. Лишь когда стало меньше работы на прудах, Эмма Игнатьевна перешла на ферму. Здесь у каждой доярки в группе было по 15 коров. Ни о каком молокопроводе и речи не было.
— Руки опухали от усталости. Болели настолько, что невозможно было уснуть. Мазь давали, но ничего не помогало. Да и спать было некогда, особенно летом — в 3 утра уже были в лагерях на дойке. Доили 3 раза в день. За сутки от одной коровы получали 18-20 литров молока. Автодойка появилась лишь потом. Я успела всего 5 лет поработать на машинках. Радости-то было… Заботились лишь о том, чтоб коровы были чистые. Теперь мне скоро 80. А руки до сих пор болят и помнят тот труд, — отмечает Эмма Игнатьевна.
С супругом они вырастили и достойно воспитали троих детей. Сын и внук пошли по стопам Модеста Ивановича — работают в рыбхозе «Пихтовка» на КамАЗе.
Шкляевы 55 лет вместе. Всегда в помощь друг другу. Неужели не ругались ни разу? На этот вопрос супруги переглядываются и улыбаются. Эмма Игнатьевна отвечает:
— Ругаемся — как без того? Даже посуда звенит, когда моешь. Жизнь без скрипа не обходится. И все же как хорошо мы жили, хоть и бедно! Люди были добрее друг к другу. Теплоты было больше. Время слишком быстро течет. Чем старше, тем быстрее. Только и ждешь, когда же дети приедут. Теперь в них наш смысл жизни. Для них мы — опора. Дерево на дерево опирается, человек — на человека.
